Ты ангел – бледный, красногубый!
Мукой посыпан твой парик.
На облысевшей, старой шубе
Донжоном замер воротник.

В него ты прячешь, как принцесса,
Своё угрюмое лицо,
И я – бесхитростный повеса –
Опять в руке верчу кольцо.

Намедни (дело было в среду)
Я долго-долго рвал цветы,
Чтоб в час невкусного обеда
Их аромат вдохнула ты.

Потом я выдумал поэму
И вывел в предисловии “К
Той несравненной, чьи проблемы
Я вмиг решу. Лишь дай мне знак”.

Но ты всё так же молчалива –
Глядишь в чумазое окно,
И снова пьёшь то сидр, то пиво,
И реже – горькое вино.

Ну что ж. Возьму-ка ножик длинный,
Вгоню его – да-да! – в себя,
И сердце в соус пряно-тминный
Я обмакну потом – тебя

Оно порадует, быть может, –
На свете мяса нет нежней.
Меня беда твоя тревожит –
Она страшнее ста ножей.

О, не печалься, Коломбина,
И к мясу закажи багет.
Скажи, какой ещё мужчина
Себя скормил бы на обед?

…И вот я ржавою булавкой
К тарелке сердце приколол,
И кровь (капризная мерзавка!)
Мой дряхлый пачкает камзол…

Ах, отвернулась. Боже правый!
За дверью – тишь и полумгла.
А на тарелке ждёт расправы –
Не сердце, нет. Кусок стекла.