Осыпалась ёлка
В гробнице хрущёвки.
Что толку,
Скажи мне,
Что толку
В секундной такой красоте?

Её отнесём мы
(Садовые гномы
Из детских альбомов
Несут так, наверно,
Цветов невесомых
Бумажный букет

В игрушечных ручках),
Чтоб дальше не мучать

Во двор.

Еловое кладбище
Возле подъезда.
Зима не прошла ещё;
Знай своё место,

Увядшая,
Тощая,
Прежде бессмертная,
Лишённая “вечно”
И просто “зелёная”,

Иголки, гирлянды, звезду потерявшая,

Вот здесь твоё место – умри.

Как преждевременна ноябрьская ночь:
На небо кто-то бросил покрывало,
И вмиг оно окрасилось в тревожный,
Воронье-чёрный, до конца не явный цвет.

Луна на нём желтеет, как обломок
Хозяйственного мыла; правда, “жёлтый”
Я написала, потому что слова
Точнее не нашла:
Не жёлтая она.

Она такая сливочная, что ли.
Зато фонарь, определённо, жёлтый.
Горит во тьме, взрезая её светом,
Входя в неё, как входит нож в пирог.

Поэтому, наверное, сынишка,
Держа меня за руку (мы из сада
Идём домой; ему немного страшно –
Внезапна ведь ноябрьская ночь)

Вдруг говорит: “Луна! Луна на небе!”,
Показывая на фонарь ладошкой,
Укутанной в перчатку; он не видит
Обмылочка взаправдашней луны.

Мой город мёртв. Обглоданные кости
Укрыты лёгким снегом, словно гейша
Лицо рябое в слое грима прячет.
Но оспа, принесённая ветрами
С чужого берега, пропахшего корицей,
Алойным деревом, мускатом, кардамоном,
Сквозь грим, как чёрный призрак, проступает.

И снег, и грязь, и зимние созвездья,
И голые деревья в трупных пятнах –
Всё ждет весны… Бесснежной и счастливой.

2017