Пусть страшен путь мой, пусть опасен,
Еще страшнее путь тоски…
Как мой китайский зонтик красен,
Натёрты мелом башмачки!

А.А. Ахматова

Иди вперёд, канатоходка,
Скользи, как влажная змея.
Не думай, что причалит лодка,
Что опрокинется земля,

Что незнакомец, плащ накинув,
Уже плывёт на лодке той.
Твоих любимых Арлекинов
С их очень книжной красотой

Не соблазнишь теперь. Иди же,
Танцуй, как будто под тобой
Не пьяный пароксизм Парижа,
А заискрившийся прибой.

Людское море затихает,
Осталось сделать два шажка.
Но кто-то вдруг исподтишка
(Вы ждёте слов «в неё бросает»,

Но их не будет). Скажем лишь,
Что улыбнулся незнакомец –
Дождался он. И ждёт Париж,
Когда другой канатоходец

Запляшет на тугой верёвке,
Пройдёт по ней легко и ловко.

«Эмилия, смотри: собачья роза*!»
«Ах, Анна, мне милее остролист!»
Туман, конечно, низок был и мглист.
О нём сказать, конечно, лучше прозой.

И вереск, и зелёные луга,
И небо в непричёсанных барашках –
Оставь всё это прозе, чтоб бумажку
В ночи твоя не комкала рука.

(Сама со счёта сбилась, сколько раз
Ты мятый лист с бездарными стихами
Терзала так…) Себе оставь лишь камень,
С которого когда-то поднялась

Шарлотта. Отдохнула и пошла,
Сестёр покинув у ручья седого.
Оставь себе верёвку и мышьяк
И чистоту несказанного слова.

*шиповник

Осыпалась ёлка
В гробнице хрущёвки.
Что толку,
Скажи мне,
Что толку
В секундной такой красоте?

Её отнесём мы
(Садовые гномы
Из детских альбомов
Несут так, наверно,
Цветов невесомых
Бумажный букет

В игрушечных ручках),
Чтоб дальше не мучать

Во двор.

Еловое кладбище
Возле подъезда.
Зима не прошла ещё;
Знай своё место,

Увядшая,
Тощая,
Прежде бессмертная,
Лишённая “вечно”
И просто “зелёная”,

Иголки, гирлянды, звезду потерявшая,

Вот здесь твоё место – умри.