Я сердцем очерствела, может быть.
Глазами, словно Кай, остекленела.
Отныне нет мне никакого дела,
Нет скорби по «возможно», «если бы».

Не плачу по утрате красоты
И юность не зову к себе – не надо.
Я снова дожила до листопада,
До межсезонной, острой пустоты.

Пора одежду летнюю сложить,
Отправить в шкаф, достать пальто и шапку.
Я, может быть, не разучилась плакать,
В себя вгоняя старые ножи,

Но с каждым годом мой осенний сплин
Всё меньше. Всё бледнее. Всё спокойней.
Мне хорошо, когда на подоконник
Ложится кот, когда кольцо рябин

По кругу гонит сонную меня,
Гуляющую в пожелтевшем сквере.
Я, может быть, и разучилась верить,
Но эту жизнь я не хочу менять.

(«Не верить»
не равно
«утратить веру».)

Мой странный послесонный ритуал –
Смотреть на расколдованность предметов
В квартире, что вдруг вскрыта и раздета
Холодным светом солнца; серый зал

И пыль повсюду, липкие следы
Кошачьих лап и рядом – детских ручек.
И всё вокруг так ветхо и скрипуче,
И нет здесь правды, чувства, красоты.

Другое дело вечер… Тёплый свет.
Себя во всём мгновенно узнаванье,
И кот на незаправленном диване
Уродство утра снова свёл на нет…

Когда я собираю по утрам
Своё лицо (казавшееся раньше
Весьма красивым; а теперь не скажешь,
Увидев складку у большого рта,
Увидев сеть морщинок, полноту
Когда-то впалых щёк, то роковое,
Заветное, желаннейшее слово
на букву “к”) и, к своему стыду,
Опаздываю сразу и ко всем,
И кофе пью неправильно, наскоком,
И солнце, раньше бывшее высоким,
Лучи подрастеряв и облысев,
Заходит в непроснувшийся мой дом…
…Так, стоп. Я позабыла, где начало,
И спутаны все мысли. Одеяло
Зовёт к себе, примятое котом.

Я знаю: это осень. Всё она.
Её мираж, проказы и проделки.
И солнце, ею сделанное мелким,
Бросает тощий луч в квадрат окна.

Ах, осень! Эта вечная игра,
Гниенья вкус, прищур Хеллоуина
Знакомы мне… Наверно, я простыну
В попытке от себя её прогнать.

“Давай быстрее. Кофе твой остынет”.